Наморщив лоб, Улье полистал страницы из стародавнего, растрескавшегося по краям полимера. Атаман следил за ним с напряжением и тревожной надеждой.
— Жаль. Я не знаю букв, которыми это написано, — наконец выговорил разведчик, возвращая книгу.
— А разве буквы бывают разные?..
— Да. На звездах множество селений. В них по-разному говорят и пишут.
Атаман убито посмотрел на свой томик.
— Вот как… Я и не знал…
Он сжал книгу в руке и взглянул, нахмурившись, туда, где над кучей хвороста плясало всепожирающее пламя. Однако быстро одумался.
— Нет, — прошептал он, вслух подытожив свои горькие размышления. — Я все равно ее прочту. Прочту, хоть ослепну.
Тщательно завернув книгу, он водворил ее на прежнее место и разровнял подстилку. Потом опять подошел к ложу больного.
— Ватага тревожится, — сказал Атаман. — Люди не знают, что и подумать о тебе. Культяпа болтает, что ты подосланный штемп. Но ты — под моей защитой и можешь жить здесь сколько захочешь. Ты враг Башни, а значит, мы союзники. Что касается этого разговора, смотри, не болтай, а то велю тебя убить. Нельзя лишать людей веры.
Прежде чем Улье успел что-либо ответить, Атаман резко повернулся и, сгорбившись, побрел во тьму.
Больной закрыл глаза. Минуту спустя он уже спал крепким сном выздоравливающего.
Проснулся он резко, словно в мозгу повернулся рычажок и сознание заработало на полную мощность. Его разбудило ощущение смутной угрозы.
Нечто блеснуло перед его глазами, какая-то тень тихо отпрянула от подстилки.
Приподнявшись на локте, Улье обвел взглядом пещеру и убедился, что ватага беспробудно спит. Очевидно, наверху на равнине царила ночь. Озаряемый трепетным светом полуугасшего костра, между спящими бродил старик Простокваша. Именно он был причиной тревоги, которая вернула Ульса к яви.
В руке сумасшедшего поблескивал большой ланцет.
Увидев это, разведчик вспомнил угрозу перерезать всех насмешников спящими и похолодел.
Простокваша наклонился над одним из беззаботно похрапывающих урок. Что-то вполголоса бормоча себе под нос, он начал водить ланцетом над лицом спящего, над его горлом, над его телом, вдоль, поперек, словно нарезая дымный воздух убежища крупными ломтями.
Судя по всему, спящему недолго осталось жить. Улье пытался сообразить, как предотвратить убийство. Крикнуть? Наброситься на умалишенного? В любом случае тот успеет полоснуть жертву своим острым оружием.
Не отрывая взгляда от безумца, разведчик скатился с подстилки и бесшумно пополз. Он одолел расстояние шагов в пять, когда его распухшая неуклюжая нога случайно задела одного из спящих, между которыми он передвигался.
Урка рывком сел на подстилке и очумело уставился на разведчика. Это был кряжистый лысый человек со рваным рубцом во всю щеку и вытекшим глазом.
— Ты что это?! — негодующе пробасил он.
— Тс-с-с… — Улье взглядом показал в сторону Простокваши. Выпучив свой единственный глаз, урка оглядел старика, потом снова воззрился на разведчика:
— Ну и что?
— Тише.
Выпучив свой единственный глаз, урка оглядел старика, потом снова воззрился на разведчика:
— Ну и что?
— Тише. Как что? Зарежет ведь.
— Иди ты в дыру. Чего закопошился? Никого он не тронет. Он так каждую ночь дурачится.
Услышав голоса, Простокваша оглянулся, выпрямился; ланцет исчез в складках бахи. Как ни в чем не бывало старик засеменил к лежавшей у входа куче хвороста, набрал охапку и кинул в догорающий костер. Сучья затрещали, стайка искр взлетела и, угасая на лету, вознеслась к звездному пролому в своде пещеры.
— Надо отобрать у него ланцет. Это опасно, — шепнул Улье.
— Поди отбери. Выть будет день и ночь, как голодный оронг. Лучше не обижай полоумного. Пускай балуется.
— А если вдруг зарежет кого?
— Чтоб тебя съели! Нашел кого трусить. Пшел отсюда, не мешай спать.
— Но нельзя же так. За ним нужен присмотр…
— Клянусь последним глазом, сейчас схлопочешь по башке, если не угомонишься. Отвяжись. Я спать хочу.
Одноглазый лег и отвернулся. Почти сразу он начал посапывать.
Простокваша сосредоточенно ворошил головни хворостиной. Улье поднялся с пола и подошел к нему.
— Старик, — позвал разведчик, — что это ты делал только что?
Безумец заморгал в испуге и вдруг хихикнул.
— Я тебя знаю, — вместо ответа заявил он, уставив в Ульса корявый палец. — Ты новичок.
— Да.
— Ты друг Рябого, — продолжал Простокваша. — Рябой хороший.
— Он пропал.
— А знаешь что? Ты когда-нибудь пробовал простоквашу? Нет? А я ее ел. Правда. Клянусь.
— Я верю.
— Веришь? Да ты хороший. Не насмехаешься. Хочешь, я покажу тебе, как разрезают мертвецов?
— Давай в другой раз.
— Когда я жил в Башне, я резал мертвых. Таскал их, резал, вытирал кровь, убирал остатки. Неприятно. — Да уж чего хорошего.
— Зато однажды мне удалось попробовать простоквашу. Те, в Башне, едят ее вдоволь. И вот однажды я увидел, что кто-то оставил недопитую простоквашу на столе. Я сделал целых два глотка. Никто не видел. Веришь?
— Верю.
— Ты хороший человек, — сказал сумасшедший с глубоким вздохом. — Если б ты знал, какой у нее изумительный вкус. Она так и тает во рту — свежая, кисленькая, густая… Не иначе ее едят праведники в подземных садах милостивого дьявола.