Более ласковое смышленное существо трудно было придумать. Фердинанд ел все, что плохо лежит и быстро набирал вес. Правда, рос почему?то в длину.
Через полгода он напоминал фигурой многоместную таксу. И в профиль чистая таксочка. Ножки кавычками, как положено.
А теперь полюбуйтесь на фас! Мордуленция кулачком, наподобие мопса.
Никитины, округлив глаза, кружили вокруг зверя часами… Вид сверху — вроде бульдог! При этом уши кудряво висели до полу. Спаниель, что ли?
Хвост закорючкой к собакам вообще отношения не имел, скорей намекал на то, что в роду были свиньи!
Напуганные Никитины набрали литературы, стремясь докопаться, что за мичуринская порода произрастает в доме.
Фердинанд, чуя неладное, спозаранку вертелся у зеркала, после чего в ужасе тряс головой и лез под диван. Бедняга не знал, повадкам какой породы ему соответствовать. Решив, что он по национальности такса, отрабатывал норный инстинкт, зарываясь в землю по пояс. То, насмотревшись на отражение мопсом, сопел, как астматик, вгрызался в прохожих, демонстрируя охранные навыки. Или, задрав голову, мчался за самолетами, как спаниель, натасканный на летучую дичь.
Диапазон собачьих способностей приводил Никитиных в ужас.
По ночам Фердинанд скулил под диваном, проклиная родителей. Днем, желая загладить вину, услужливо суетился: без конца подавал газеты, тапочки, спички. По звонку снимал трубку и, облаяв абонента, аккуратно клал трубку на место.
Днем, желая загладить вину, услужливо суетился: без конца подавал газеты, тапочки, спички. По звонку снимал трубку и, облаяв абонента, аккуратно клал трубку на место.
Не собака, а чудо! При этом снаружи чисто оборотень!
Все мысли Никитиных вертелись вокруг Фердинанда. Он рос в длину, тасуя породы, и медицина была тут бессильна.
Его выводили теперь поздно ночью и рано утром, когда на улице никого.
У Никитиных развился комплекс неполноценности. Из?за собаки появилось ощущение, что и они не такие, как все.
Этот пес приносил несчастье… Обещанное Диме повышение по службе откладывалось. Машу выживали с работы.
И вдруг, то ли пес съел что?то без спросу, то ли гены кувыркнулись по?новому, Фердинанд начал расти резко вверх! Прибавлял в день по сантиметру! Плюс дикая линька! Шерсть валилась клоками, под ней лоснилась гладкая шкура. Кукиш морды разжался. Ноги, сохранив кривизну таксы, вытянулись. Походка вразвалочку кавалериста. Не исключено, предки Фердинанда командовали эскадроном.
Каждый день приносил изменения. Никитины, просыпаясь, с надеждой и ужасом подзывали собаку, гадая, кто войдет в комнату.
Собаки с опаской смотрели на странного зверя, мотая башкой, пытались понять, с кем, собственно, имеют дело. Самые любопытные обнюхивали возле хвоста и отпрыгивали, ошарашенные полученной информацией, мол, не может этого быть!
С таким мощным псом пройтись одно удовольствие!
Жизнь постепенно налаживалась. Маша нашла на улице триста долларов, и только сто оказались фальшивыми. Соседка скончалась, и квартирка стала отдельной. У Димы перестали выпадать волосы — наоборот, быстро росли, особенно на спине.
Любимец Фердинанд щеголял золотой медалью, которую отхватил на выставке, оказавшись единственным в своем роде. Судьи совещались: давать, не давать. А Фердинанд подошел, рявкнул и взял медаль со стола. Отбирать не решились. Так он стал чемпионом.
Полгода пролетели как сон. И вдруг, то ли солнце было слишком активно, то ли снова гены на дыбы встали, но с Фердинандом опять стало твориться неладное.
Полезла сквозь шкуру клочьями шерсть, причем, как у колли, болталась до полу! Но какое же это, прости Господи, колли, если темно?синего цвета!
Снова Фердинанд бился в истерике около зеркала. На прогулке рвал поводок, стремясь затянуть на шее потуже.
Никитиных тоже тянуло с моста в реку.
А сослуживцы не могли понять, что случилось. Как Дима, воспитанный человек, на вопрос, сколько времени, отвечал подробно и матом! Маша, интеллигентная женщина, в обед стакан водки залпом!
Случайно издерганный Дима наткнулся в метро на типа, который продал щенка… Их еле розняли.
Дима орал: «Убью, сволочь! Что за породу подсунул?!»
Испуганный дядька признался во всем. Мать Фердинанда была чемпионка, догиня. В 1995 году в Москве прямо на выставке от жары у нее началась преждевременная течка. И лучшие кобели всех пород и национальностей, обезумев, рванули за ней. Вернулась догиня к утру в положении. Кто был отец и сколько их было, окутано тайной. Щенок, как говорится, стал сыном полка. Но зато отцы в своей породе самые лучшие!
Дима заплакал…
По утрам тяжело, как с похмелья, Фердинанд брел в прихожую к зеркалу. Насмотревшись, завывал и брел в комнату. Увидев собаку, завывали Никитины.
Каждый день в собаке что?то менялось. Зад не соответствовал переду, бока разные. Уши в верх, уши вниз…
Да и Никитиных, честно говоря, вы бы опознали не сразу.
Но каждое утро все трое с надеждой и ужасом смотрелись в зеркало, ожидая, что все переменится. Не сегодня, так завтра. Тем более что шерсть на спине Димы с каждым днем становилась короче…
Потомственный неудачник
Старый слуга Патрик объявил:
— Сэр Эдвард Беккерфильд с супругой!