В понедельник надеваю с черными стеклами, чтобы после вчерашнего меня никто не видел. Слава Богу, целый день меня никто не видит. Правда, и я в этих очках ни черта не вижу.
Во вторник, ошалев от вчерашнего мрака, так хочется чистого, яркого, синего неба хочется! Надеваю синие очки. И в любую погоду — синее небо! Все синее. Трава синяя. Дети синие. Огурцы свежие синющие! Не пробовали синие огурцы? Гадость!
Естественно, в среду хочется настоящих зеленых огурчиков с весенним запахом и пупырышками.
Ради Бога! Зеленые очки! И все вокруг такое молодое, зеленое, аж скулы сводит! Какие огурцы, когда вокруг зелененькие женщины и, не поверите, в этих очках каждой семнадцать лет!
«Простите, вас как зовут, зеленоволосая?»
И они не краснеют, а сильней зеленеют, причем не от злобы — от возбуждения! Еще бы! Я сам в зеркале в этих очках зеленоглазый, зеленозубый, супер?пупер! Кажется, можешь перевернуть весь мир позеленевший!
В ночь с зеленого на четверг жутко чешутся руки.
Утром бегу, не позавтракав, цепляя очки с дальнозоркими стеклами, чтобы определить фронт работ… Подробно видишь линию фронта. Руки перестают чесаться, начинают дрожать. Оказывается, многое сделано до тебя, и ты видишь как.
Ну почему никак не увидишь все таким, как хочется!
Чтобы совпало, надеваю розовые очки. Надеваю в пятницу.
Пятница — жизнь в розовом цвете.
Ах, эта розовая действительность! В ванной не налюбуешься на розовое упругое тело. Надеваешь розовые носки с розовой дырочкой. Жена орет, а глаза у самой добрые, розовые.
По телевизору новости одна другой розовее. Доллар не отличишь от рубля, оба розовые. Кого?то завалило розовым снегом. Не жизнь — сказка!
И суббота! Летишь в очках с простыми стеклами, надеясь, что дело вовсе не в стеклах! И спотыкаешься обо все нерозовое, столько его кругом! В парадной куча нерозовая. Рожи у всех небритые, злые. Глаза жены накрашены — точь?в?точь тараканы. В углу тараканы шевелятся, как глаза жены.
Зажмурившись, жду воскресного вечера. Надеваю выходную оправу без стекол, чтобы не выбили. Иду в ресторан. Там смело мешаю цвета и вроде все приобретает желаный цвет, правда, затрудняюсь назвать, какой именно…
Кто дал по голове, не разглядел. Хорошо, что в оправе не было стекол…
В понедельник надеваю оправу с черными стеклами, чтобы после вчерашнего меня никто не видел. Мрак полный.
Но я знаю: дома лежат синие очки!
Семейка
Супруги Карпухины дружно зевали у телевизора, поглаживая белую пуделиху по кличке Шалава, которая, наевшись, разлеглась на диване, дурея от прикосновения любящих рук.
Пальцы супругов повстречались в кудряшках шерсти, но, задумавшись о своем, они не сразу сообразили, что гладят не пуделиху, а пальцы друг друга. Карпухины разом вздрогнули. Вадим наклонился к жене и, стиснув зубы, сделал громкий чмок в шею. Лида взъерошила редкие волосы на голове мужа, положила руку ему на колено. Оба тоскливо посмотрели в сторону спальни.
«Придется заняться любовью, — подумал Вадим. — Пишут, без этого у женщин характер портится, баба стервенеет».
«Бедняга! — вздохнула Лида. — Месяц без женщины. Говорят, мужики на стену лезут от воздержания. А мой пока по полу ходит».
— Пошли, дорогой, в кроватку! — Лида, вздохнув, направилась в ванную.
Вадим лег в постель и зевнул так, что скрипнула челюсть: «Завтра день сумасшедший! Выспаться бы! Ну ничего, зато потом месяц свободен!» Он высморкался:
— Иди ко мне, королева! Я весь дрожу!
Лида скинула халатик и легла в постель.
«Фигурка у нее до сих пор ничего. Обидно, такая баба и уже десять лет как моя!»
Вадим привычно просунул левую руку под Лидину шею, правой начал искать крошечную грудь.
Обидно, такая баба и уже десять лет как моя!»
Вадим привычно просунул левую руку под Лидину шею, правой начал искать крошечную грудь. Лида шаловливо прикусила зубами ухо супруга. Где?то она прочла, это их возбуждает. Из уха торчали жесткие волоски. «Раньше у него волос в ухе не было, а теперь их тут больше, чем на голове. Значит, чего?то в ухе такое есть, чего нет в голове».
Вадим наконец нашарил грудь жены: «Надо же так побелить потолки! Месяц прошел, уже сыплется!»
Супруги слились в поцелуе.
«Боже! — думала Лида. — Где взять денег на новые сапоги, этот идиот приносит копейки!»
Она в сердцах прикусила губу мужа, он застонал: «Черт! Как завтра быть с Милюковым! Платить за него в ресторане или пополам? Не заплатить — обидится, заплатить — оскорбится. Как бы так оскорбить, чтобы он не обиделся… сволочь такая…»
Вадим сжал супругу, что?то в ней хрустнуло.
— Сумасшедший! — шепнула Лида. — Не торопись.
Тут вошла пуделиха и прыгнула на кровать.
— А ну, кыш отсюда! — рявкнул Вадим, мгновенно переключившись с жены на собаку.
— Что у нее во рту? — Лида села на кровати. — Шалава, ко мне!
Вадим выхватил тряпку из пасти:
— Лифчик твой! Собака тащит то, что плохо лежит!
— Дай сюда! — Жена взяла лифчик. — Бессовестная собака! Накажу!
— Всыпь ей, Лидушка, сейчас же! — бормотал Вадим, кутаясь в одеяло. — Вечно эта собака припрется не вовремя. Такое настроение сбила, правда, Лид?! — Вадим сладко, с хрустом зевнул, будто раскусил кусок сахару.
— А чей это лифчик? — спросила жена.